ВЛАДИМИР ЛЯХ, директор МБОУ Нижнепоповская ООШ, член Союза писателей России

Творчество. "ШКОЛЬНЫЕ РАССКАЗЫ"  стр.1

    Небольшие рассказы на темы школьной жизни, событий, которым не всегда даже их участники придают какое-либо значение, я начал писать практически сразу же, как только пришел в  школу. Позже, через три года, когда стал директором, это занятие приобрело особый смысл. В то время, будучи моложе практически всех своих коллег по школе, я понимал, что мои теоретические выступления на педсовете могут вызывать скрытую иронию людей, работавших намного больше меня и имевших практический опыт. И в то же время было понятно, что многие из существовавших тогда приемов и правил нужно менять. В первую очередь репрессивные приёмы, принуждение, авторитарность. Тогда и появилась эта мысль: писать небольшие  рассказы о тех или иных ситуациях, чтобы они вызывали эмоционально окрашенное отношение к происходящему, давали стимул читающему определить свою позицию. Эта убежденность прошла со мной через десятки лет работы в школе практически неизменной. Заставить, принудить человека соответствовать тем или иным нравственным критериям - это самый быстрый, простой, но и самый неэффективный способ педагогического воздействия. Гораздо эффективнее поставить его в ситуацию выбора и подвести к самостоятельному осмыслению и разделению добра и зла, к выбору своей позиции на баррикадах их извечной борьбы.
     Позже эта платформа, уже гораздо более прочная, укрепленная знакомством с опытом лучших учителей, десятками книг и статей, привела меня в число многолетних авторов журнала "Физика в школе", на последний Всесоюзный съезд работников народного образования, через год на съезд Физического общества СССР, а еще позже - в Союз писателей России.

Знакомство

     – Ну, ты даёшь! Ну, напугал… Да откуда ты взялся такой? – она никак не могла прийти в себя. Хорошо хоть не ушиблась – сразу поднялась, стряхнула снег, достала из кустов отлетевшую  сумочку. Одетый в короткую шубейку  малыш вылез из тех же кустов, засыпанный снегом, испуганный. И так неловко он шмыгал веснушчатым носом и демонстративно тёр ушибленную коленку, что она не могла, ну просто не имела сил не рассмеяться.
–Да ты как же… как же, - с трудом выговаривала сквозь смех. –Такой маленький… маленький сшиб меня! Безошибочно почуяв, что опасность миновала, мальчонка молодцевато сдёрнул с головы солдатскую шапку, принялся сбивать снег, улыбнулся виновато. – Та гора крутая, шанки подвели…
- А зуб где потерял, лётчик?
– А-а-а, та выпал, – досадливо махнул рукой «лётчик». – Бабуля шкажала – жолотой выраштет.
– Да? Ну, если так… А гора действительно крутая. Кто ж тебя пускает одного? Пойдём, домой отведу. Как звать тебя?
– Шаша.
       Они поднимались по наезженной, крутой и скользкой дороге кратчайшим путём. Вверху уже забелели домишки ближнего села. Санки виновато следовали за ними. Малыш тащил их   за потрёпанную верёвочку, с интересом поглядывал на спутницу.
– А вы бабусе жаловаться будете? – решился, наконец, спросить.
– Нет, - снова рассмеялась она. – Я к Андрюше Музину иду. И зачем-то добавила: – В гости. Но малышу это понравилось.
– А, в гости... А то к нему руководительница должна прийти… Валентина Ивановна… Штрогая – жуть!
– Какой ты информированный, кто же это тебе сказал? – парнишка нравился ей всё больше.
–Та Андрюха говорил, что Компотову дал по шее, теперь Валентина Ивановна придёт.
–Жаловаться придёт?
–Та нет, – малыш стал совсем разговорчивым. –Она шправедливая, драк не любит. Ражбираться будет. Компотов её передражнивал, – с трудом выговаривал он. – Обежьяной ходил шжади,  вот Андрюха и дал ему…
     Наконец выбрались на ровную, по-зимнему нарядную сельскую улицу. Заманчиво искрился под скупым холодным солнцем снег, за околицей бело и нетронуто стлалась заснеженная  степь. Справа, в низине, угадывались контуры школы, добротных домов нижнего села. Везти малыша на санках было легко, и к его воротам, выкрашенным свежей голубой краской, они  добрались быстро.
– Ну, до свидания, мой друг, не рискуй больше.
– До швидания, - хлопнул ресницами.
     Уже скрылась за поворотом, когда новый знакомый догнал, схватил её за руку. – Так Андрюха не там живёт, вон где,– показывал он рукой, дёргая за рукав.
– Не надо, милый, в следующий раз зайду, передумала я…
      Она зашагала быстро, и малыш смотрел ей вслед с недоумением, пока стройная фигурка не скрылась за ближайшей птицефермой. Домой она возвращалась по другой дороге.  Рабочий день закончился, и навстречу ей гуськом тянулись люди. – Здравствуйте, Валентина Ивановна,– весело здоровались они, и она радостно улыбалась им в ответ.

Сюрприз

      Всю ночь мело. Ветер ухал тяжело где-то в трубе, свистел, запутавшись в деревьях, скреб стекло колючими снежинками. Хозяйка легла рано. Татьяна сидела над тетрадками, но одной  ей было неуютно, казалось стужа достаёт и сюда. В нестройной симфонии непогоды временами слышался неясный топот, скрип. Татьяна тревожно прислушивалась – не идёт ли кто?
      Издалека, казалось, доносились обрывками натужные ноты мотора. И она смотрела – не мелькнёт ли по окну жёлтый отблеск далёких фар? В эти минуты ей вспоминался совхозный  шофёр Пашка – добродушный весёлый парень, первый её знакомый в хуторе. Он привёз практикантку Татьяну Николаевну ( с первой минуты знакомства он называл её только так, уважительно, но с какой-то неуловимой иронией)  Высадил её, замёрзшую, здесь, занёс вещи, да в шутку пообещал заняться досугом.
      Потом много раз подвозил Татьяну Николаевну до школы, когда шла она по единственной в деревне улицы из одного конца в другой.. Его голубой грузовичок как-то удивительно  случайно оказывался поблизости. – Как питомцы, Татьяна Николаевна?»- смеялся Пашка. – А то обращайтесь, если что. Не приставал, как другие, с глупыми вопросами, не звал в кино...
      Она до этой минуты почти не думала о нем. А теперь вдруг представилось, как заносит снегом одинокий дорожный след, как, может быть, затерялся он, Пашка, один, среди непогоды, и ей стало жаль его. Потом мысли перенеслись на другое, представились городские улицы, дом, и стало вдруг нестерпимо жаль себя. В этот вечер в доме обычно царила весёлая суматоха: пекли, жарили, листали то и дело поваренные книги. Отец приходил с работы обязательно с большим тортом. А назавтра… Назавтра её ждал сюрприз. И хотя знала, что он  будет, ждала его, как в детстве, с нетерпением. Собиралась весёлая компания: кое-кто из бывших одноклассников, институтские друзья, сосед Артёмка… Он приходил провожать её на  новое место работы.
      Вспомнила город, и стало совсем одиноко. Огни, люди, жизнь вокруг, а здесь… Одна, никому нет до неё дела. Стопка тетрадей в жёлтом круге от лампы, сломанный телевизор в углу,  ситцевые занавески.
      Ей долго не спалось. Назойливо, неустранимо стояла перед глазами одна и та же картина: заравнивал едва приметную колею липкий, невообразимо тяжелый снег. Снег, снег и нет   ему конца…
       Наутро всё было обычно, удивительно буднично. Хозяйка – одинокая старушка Алексеевна – позвала завтракать. Потом, утопая в сугробах, она кое-как выбралась на дорогу. Никто по   пути не встретился. Только школьный кочегар Гамаюнов, неказистый с виду мужичок, возвращавшийся со смены, посоветовал идти на лыжах. Довольный шуткой, он долго еще смеялся где-то сзади.
       На уроке сидела невыспавшаяся, вяло объясняла материал. А дети, казалось, совсем не слушают. Вот Марина что-то пишет, улыбается и поглядывает на учительницу. «Смеётся, что не вижу,- раздражение готово было захлестнуть. В другое время всё обратилось быв шутку, ей так хотелось, чтобы на уроках было интересно, радостно учиться, но сейчас…
      -Ты что там пишешь вместо того, чтобы слушать?- застала она ученицу врасплох. Та съёжилась, накрыла рукой недописанную открытку. «Милая Татьяна Николаевна, - мелькнули цветные буквы,- поздравляем Вас с днем рождения»…
     Татьяна Николаевна медленно, будто споткнувшись, отошла к столу, показалось, будто что-то попало в глаза. Потом, уже потом она заметила какие-то свёртки в углу, электрический  чайник, праздничную одежду ребят…
      Из школы Татьяна Николаевна шла поздно. Начинало понемногу темнеть. Опять вьюжило. Сколько хватало глаз, всё белело, будто побеленное к празднику. Снег чистый и нетронутый  аппетитно хрустел под ногами. « Эх, хорошо бы на лыжах , ни с того ни с сего пришло вдруг  ей на ум, она даже попробовала проехаться, но сапожки скользили по рыхлому снегу плохо.
      Увлечённая, она не услышала шум мотора за спиной. Вздрогнула, когда поравнялся с нею голубой борт. Дверца приоткрылась, и первое, что она увидела – букет, вернее букетик – маленький и такой беззащитный среди снега.
      Машина неспешно тронулась, и след её стал исчезать в холодном снежном круговороте. В пекарне, в конторе уже погасили свет, там и здесь светились только приветливые огоньки в окнах, да около ярких уличных фонарей весело роились снежинки.

 Наизнанку

     В тесной учительской негде повернуться. Два небольших шкафчика и ряд видавших виды стульев вдоль стены, а напротив – два небольших, слегка выцветших диванчика, стоящих  впритык друг к другу. Учителя, а это, в основном, женщины, заходят на перемене поставить в фанерную стойку классный журнал и взять другой, для следующего урока. Почти все уходят в класс не сразу, присаживаются обсудить новости, поговорить.
      Слева, прямо около двери, висит большое зеркало и почти все, заходя в учительскую, в него посматривают. Это создает некоторое неудобство сидящим под зеркалом, но так уж  сложился неписаный закон – у каждого своё место. Под зеркалом восседают самые старшие по возрасту – пенсионерка Лилия Тарасовна, работающая временно вместо недавно родившей первенца учительницы математики, и Елизавета Григорьевна – учитель начальных классов. Лилия Тарасовна – педантична до мелочей, много лет она работала завучем и  никогда никому не давала спуска, требуя точного исполнения всяческих инструкций. Елизавета Григорьевна – уверена в себе, в её классах всегда хорошая дисциплина и хорошие знания, часто именно она подводит черту под учительскими дискуссиями и выпроваживает всех на урок. У неё спрашивают совета более молодые коллеги, с её мнением считаются.
      Учителя в ожидании звонка негромко переговариваются, за широким окном неспешно разгорается неяркий мартовский день. Ветер сплошняком гонит по небу низкие тучи и они,  беспрерывно меняя очертания, обещают когда-нибудь открыть солнце. Этот момент неожиданно наступает: робкий солнечный луч скользит по голубоватой дорожке на полу, чуть задерживается на стене, разрастается и уверенно заполняет всё помещение. Педагоги примолкнув, смотрят друг на друга, на Елизавету Григорьевну, и она, почувствовав, что от неё   ждут авторитетной оценки долгожданному просветлению природы, коротко резюмирует: – Весна не за горами, пора сажать рассаду. Учителя дружно кивают, соглашаясь. Лилия   Тарасовна надевает очки, которые обычно висят у неё на чёрном, со следами мела, тонком шнурке, и внимательно смотрит на соседку, тоже согласно кивает.
        Вдруг что-то привлекает её внимание. Она внимательно присматривается, трогает платье Елизаветы Григорьевны, как бы ощупывая плотность ткани, и сомнение проступает на её  лице. Все заинтригованно умолкают. Но, по-видимому, выработанное годами чувство долга всё-таки берёт верх над всем остальным.
     – Это…ммм…извините, конечно, Елизавета Григорьевна…, – начинает Лилия Тарасовна осторожным полушепотом. Елизавета Григорьевна замирает, глядя на неё с нескрываемым  удивлением.  – Платье-то у вас… это…ммм… наизнанку, – извиняющимся голосом продолжает Лилия Тарасовна и опять, как бы для убедительности, мнёт швы злосчастного платья. Елизавета  Григорьевна медленно надевает очки, и нешуточная борьба эмоций отражается на её порозовевшем лице. Впрочем, выскочив из учительской, она вскоре возвращается обратно, ничем не выдавая неловкости, усаживается на своё место, окинув нарочито спокойным взглядом присутствующих.
       Неожиданно её глаза, будто зацепившись за невидимое препятствие, останавливаются на Лилии Тарасовне. Та съёживается, привычно ожидая какой-нибудь колкости за свою всегдашнюю принципиальность, но лицо её соседки вдруг озаряется такой по-детски удивлённой, почти восторженной улыбкой, что Лилия Тарасовна, словно загипнотизированная,  неуверенно улыбается в ответ. Сдержанно улыбаются, не понимая в чём дело, и другие.
    – Лилия Тарасовна, – уверенным голосом  произносит Елизавета Григорьевна, – а ведь не зря говорят, что в чужом глазу и соринку видно… Лилия Тарасовна смотрит, не мигая, мелко кивает,  мнёт виноватую улыбку и, по всему видно, никак не решит – соглашаться или возражать. Учителя тоже переглядываются недоумённо. Пауза зависает, заполняя собой пространство, но тут бойкая на язык учительница биологии всё расставляет на свои места. – Так юбка-то у Вас тоже… наизнанку! Лилия Тарасовна направляет взгляд из-под очков долу и буквально  вылетает из учительской, хлопнув дверями и распугав стайку учеников, идущих по коридору. Вдогонку ей несётся неудержимый взрыв хохота. Весна…

День единства писателей Подмосковья

"Всё так же играет шарманка" из цикла "Книга с автографом" (Виктор Пеленягрэ)

Владимир Лях   Оглавление         Творчество