ЛЮДИ БЕЛОЙ КАЛИТВЫ

  Владимир Лях  Инженер-шахтостроитель из посёлка Шолоховский
Павел Григорьевич Курис    страница 1
Зал шахтёрской славы Белокалитвинского района

     Павел Григорьевич Курис – один из первостроителей шахты «Восточная» в посёлке Шолоховском, посвятивший ей многие годы жизни. Родился 4 февраля 1929 года в посёлке Тацинском. Мать Галина Мефодьевна работала поваром в детском садике, отец Григорий Семёнович трудился в Белокалитвинской геологоразведочной партии, был бригадиром ударной бригады. Потом, в конце 1930-х годов Григорий Семёнович  работал Дядинском карьере, где добывался щебень для строительства завода алюминиевого проката,  перед войной развернувшегося в Белой Калитве. Перед началом войны Григорий Курис работал председателем Тацинского райисполкома. В самом начале войны он ушёл на фронт, воевал политруком, погиб под Киевом. На одной из братских могил, которую посещают внучки и правнуки, есть его имя.
    Павел Курис рос общительным, подвижным ребёнком. Любил игры, имел массу друзей и много времени проводил на улице. Летом ходил с друзьями на речку купаться, гонял на велосипеде, а зимой катался на коньках. Хранил их, в то время большую ценность, под крыльцом, и когда коньки украли, это стало первым личным жизненным переживанием, но, как показали дальнейшие события, не последним.
    Когда немцы рвались к Волге, над ближней речкой, где купались подростки, часто пролетали немецкие самолёты – бомбить станцию Лихую и Белую Калитву. Как-то сбросили несколько бомб и на Тацинский. Одна из них разорвалась во дворе Курисов, оставив осколки, глубоко засевшие в стенах дома и летней кухни. На счастье никого не было дома, и трагедии не случилось.
    Как только  школьные успехи стали желать лучшего, мать написала об этом в письме на фронт, и отец в ответном послании напутствовал сына по-фронтовому – строго и убедительно. Эти слова стали для Павла руководством на всю жизнь. Немецкие оккупанты заняли Тацинскую, и Галину Мефодьевну с сыном и дочерью Ольгой выселили в летнюю кухню, а в доме стал жить офицер, любивший комфорт и возивший за собой кожаный диван и кухонную утварь. Позже, когда война от Сталинграда пошла вспять, этот любитель комфорта был вынужден убираться восвояси налегке, бросив все свои пожитки. А диван с высокой спинкой, и хорошая посуда, со свастикой на обратной стороне, долгие годы служили в семье.
     Освобождению посёлка Тацинского предшествовал интересный эпизод, о котором Павел Григорьевич вспоминал всю жизнь. Незадолго до Нового года мать послала Павла по каким-то делам к родственникам в Скосырскую, и там он остался ночевать, чтобы утром отправиться домой. Но этим планам суждено было измениться: в обратный путь он отправился не пешком, а на мощной и быстроходной машине.
    24 декабря, рано утром, ещё потемну, в окошко постучали. Напустив в дом холода, вместе с хозяйкой в переднюю вошёл краснощёкий, громкоголосый офицер-танкист. Павел сразу понял это по шлемофону и чёрной танкистской форме. Офицер представился и спросил женщину: «Как нам коротким путём проследовать на Тацинскую?» Она начала, было, путано рассказывать, а потом спохватилась. «Так вот же у меня племянник тацинский, он покажет, но только...» «Не переживайте, – перебил её танкист, – мы ссадим его на подъезде, нас интересует не сам посёлок, а немецкий аэродром!» Павел с горящими глазами уже стоял рядом, одетый и готовый к путешествию на боевой машине.
    Он ехал на головном танке, а сзади и по бокам шли, слегка переваливаясь на заснеженной пахоте, ещё несколько тридцатьчетвёрок. Немцы нападения абсолютно не ожидали, и Павла спокойно ссадили ввиду сонного ещё посёлка, а танки пошли дальше. Вскоре подросток услышал беспорядочную паническую стрельбу, грохот разрывов, а потом, с рассветом, низкие облака озарились отблесками пожара. Это горели немецкие самолёты, снабжавшие окружённые под Сталинградом немецкие войска. Позже жители Тацинского узнали, что танкисты под командованием капитана М. Е. Нечаева ворвались на аэродром, где стояло более двухсот транспортных самолётов, готовых к вылету. Но взлететь им не удалось, они были раздавлены нашими танками. Это была часть рейда танкового корпуса генерала В.М. Баданова в тыл противника. Пять суток танкисты дрались в окружении, потом оставили Тацинскую, отошли к Ильинке, а через несколько дней успешно атаковали Морозовск. Потом 24-й корпус был преобразован во 2-й гвардейский и получил почётное наименование Тацинский, а а комкор Баданов был первым в стране награждён орденом Суворова второй степени.
     На память об этом событии у Павла остался солдатский котелок, подаренный ему командиром танка. В 1944 году с этим котелком он отправился в летний лагерь для детей погибших красноармейцев, в 1945 году Павел снова был в этом лагере, о чём на котелке он выцарапал памятную надпись. С этим котелком Павел Курис потом не расставался все годы учёбы, и всю жизнь его хранил как дорогую реликвию.
     После окончания войны, Павел Курис доучился в школе, а потом встал вопрос дальнейшего жизненного пути. Любознательный, жаждавший узнавать новое, чего-то добиться в жизни, подросток хотел учиться. Но где?  Галина Мефодьевна, имевшая девичью фамилию Вада, происходила из Украины, она знала много мелодичных украинских песен и прекрасно пела. В доме был баян, на котором до войны играл отец, пробовал играть на нём и Павел, страстно желавший освоить это искусство. Этот баян и стал поводом для выбора места учёбы.
     На крыше вагона, с баяном в фанерном коробе и с котомкой за спиной, Павел отправился в Ростов-на-Дону поступать в культпросветучилище. Город отстраивался после войны, но местами еще зиял руинами. Нашёл училище. Его послушали – и приняли. Направили в общежитие, выдали талоны на питание, и вскоре началась студенческая жизнь.
     Учился Павел Курис с увлечением, ему нравилось осваивать музыкальные инструменты, выступать с товарищами на стройках, в военных частях, ездить в ближние колхозы. В это время он, как и многие его сверстники, увлёкся джазом, чему немало способствовал кинофильм «Весёлые ребята», вышедший на экраны ещё в 1934 году. Ребята перенимали композиции популярных в те годы джаз-бандов Эдди Рознера, Леонида Утёсова, Олега Лундстрема, зарубежных исполнителей. Но и другие жанры привлекали их внимание, в частности творчество Петра Лещенко, Вадима Козина, Аллы Баяновой, Лидии Руслановой, Клавдии Шульженко.
     Стипендии катастрофически не хватало, поэтому несколько друзей решили создать свой коллектив, чтобы выступать перед ростовчанами, как говорится, пустив шапку по кругу. Репетировали, где придётся, и со временем несколько номеров зазвучали уверенно. Тогда и начали выступать в городском парке имени Горького. Успех, что называется, нагрянул. Но насладиться им в полной мере Павел не успел. Однажды, вернувшись в общежитие, парень обнаружил, что его сокровище, баян – залог его учёбы в культпросветучилище – украли. Это была катастрофа. Что делать, как быть, не ехать же обратно домой?!
     Решение своих проблем он увидел на одной из городских досок объявлений: горно-строительный техникум приглашал молодёжь на учёбу. «А, была - не была, пойду, – тут же решил Павел, – всё равно в училище без инструмента делать нечего, а купить другой баян не за что...»
     Он уже знал Ростов, и адрес нашёл в два счёта. В техникум уверенного в себе парня приняли, направили в общежитие, пообещали обеспечить в начале учёбы обмундированием и стипендией. Кадры шахтостроителей были остро необходимы стране, и учащимся горных учебных заведений даже предоставляли отсрочку от призыва в армию.
    Он съездил домой, уже не на крыше, а как полноправный пассажир. Патриархальный посёлок Тацинский, сугубо провинциальная, неторопливая жизнь на родине после шумного, деятельного Ростова Павла тяготила, но он старался не показывать вида. Работал в саду и огороде, помогая матери, ходил на речку и даже выступил в местном клубе, подыграв какой-то дивчине на баяне.

   Учёба в строительном техникуме, вопреки ожиданиям, захватила его. Здесь было много механизмов, многое нужно было делать практически, и это ему нравилось. В техникуме была поставлена самодеятельность, и он сразу же стал в этой сфере авторитетом. По его инициативе был создан музыкальный коллектив с хорошими инструментами, но их не разрешалось выносить из помещения, и поэтому концертов в парке они не проводили.
    Кроме самодеятельности, в техникуме хорошо были организованы занятия спортом, и это Павлу понравилось едва ли не больше всего. Он сразу же записался в секцию волейбола и вскоре вошёл в основной состав команды техникума, принимал участие в  занятиях шахматной секции – с этого времени шахматы стали его постоянным спутником. Ходил играть с завсегдатаями в парк Горького, там можно было выиграть какие-то деньги, что было всегда кстати. Но случалось, порой, и проигрывать – это понуждало его разбирать партии, разучивать композиции. В конце концов, Павел освоил шахматную теорию и практику на хорошем уровне, и интерес к шахматной игре  пронёс потом через всю жизнь.
    Зимой он любил ходить на лыжах, тем более, что преподаватель физкультуры был страстным лыжником и многих студентов приохотил к этому виду спорта, очень популярному в те годы. Уже в студенческие времена Павел Курис обнаружил в себе тягу к путешествиям, к знакомству с новыми местами. Ему было интересно узнавать, как живут там люди, чем они занимаются, как можно их знания, навыки и опыт применить в своих родных местах. Со временем это качество сыграет важную роль в его жизни.
      Годы учёбы пролетели незаметно. Преддипломная практика, защита дипломного проекта – кажется, это было вчера, а уже идёт распределение. Мест много: можно поехать на Север, можно на родину, в Белую Калитву, можно в Кузбасс или на восстановление разрушенных шахт Донбасса. Но Павлу хотелось учиться. Он был молод, лёгок на подъём, пока не обременён семьёй, все его вещи помещались в небольшом чемодане и, главное, его манили новые горизонты, места, впечатления.
    – Курис? – протирая массивные очки платочком, переспросил его пожилой интеллигентного вида мужчина в комиссии, похожий на профессора, – откуда родом, не из Прибалтики?
    – Нет, из Тацинского района, – ответил, слегка смутившись, Павел.
    – Прекра-асно, прекра-асно, водружая очки на место, – нараспев промурлыкал пожилой, и забарабанил пальцами по столу, заглядывая в какую-то ведомость.
    – Отметки-то у вас неплохие. Да-с. Выбрали, куда хотите поехать?
    – Я бы хотел продолжить учёбу... – нерешительно начал выпускник.
    – Вот как?! Похвально, похвально, – пожилой подвинул к Павлу какой-то листок.
    – Тут как раз приглашают студентов на Урал, в Томск – и именно по вашему профилю. Поедете? Но учтите, раздумывать некогда, группа почти скомплектована.
    – На Урал? В Томск? Поеду! – залпом ответил новоиспечённый выпускник, и профессор поставил галочку в каком-то журнале. Павел вышел в коридор, не помня себя.
    На доске объявлений он прочитал, что группа организованно едет в Томск через несколько дней, и, значит, он ещё может побывать дома. А через два дня парень вернулся в свой любимый Ростов, о котором всю жизнь он будет вспоминать в самых радужных красках. Но сейчас в его жизни наступал новый период, и это предвкушение занимало все мысли молодого человека.
    Томск очаровал его сразу. Город был совсем не похож на многоликий, по-южному суетливый Ростов. Бревенчатые дома в несколько этажей, своеобразная архитектура старинных зданий, неторопливые, основательные жители, готовые выслушать, поддержать, помочь. Здесь не было видно разрушений, связанных с войной, не было привычных на юге садов, вместо них повсеместно высились вековые сосны и раскидистые ели, местами вплотную к окраинам города подступали леса.
    Институт располагался в старинном здании, построенном ещё в конце XIX века. Здесь Павла приняли радушно, расспросили о семье, о родных местах. Тут же выдали направление в общежитие на улице Пирогова и талоны на питание в факультетской столовой. Вступительные экзамены выпускникам горных техникумов сдавать было не нужно, их сразу зачисляли на Высшие инженерные курсы.
    Самое первое из ярких впечатлений от ТПИ, а их потом будет немало, но самое первое – это жизнь и работа в колхозе после зачисления на первый курс. Парень впервые в жизни попал в сибирскую деревню, как в музей под открытым небом! Здесь он сразу же сдружился со многими ребятами, приехавшими в Томск из разных уголков большой страны.
    А потом началась учёба. Она занимала много времени, особенно в первые месяцы, но и свободное время студенты всё-таки находили. Чаще всего они ходили в кино, буквально не пропуская ни одного фильма. В этом смысле этим ребятам невероятно повезло - в годы их учебы вышло много фильмов, которые потом, с годами, стали бесспорной классикой. Иногда по вечерам молодые люди ходили в Лагерный сад, гуляли в Городском саду, и Павел вспоминал Первомайский сад в Ростове-на-Дону, где он когда-то так же гулял с друзьями.
   Конечно, освоившись с учёбой, они стали ходить и на танцы, а после третьего курса, когда парни начали жениться, в культурной программе добавился еще один пункт – свадьбы. Часто собирались в общежитии: слушали музыку, пели, иногда танцевали. Патефон и несколько пластинок – вот всё, что было для этого нужно. И вот звучат уже «На сопках Маньчжурии», «Танго соловья», «Рио-Рита», попурри из фильмов Чаплина, «Брызги шампанского», «Утомленное солнце» и, конечно же, Утёсов, Шульженко и Русланова.
    Имена Петра Лещенко, Вадима Козина, Сокольского, Вертинского официально под запретом. А вот Утёсов разрешен, но и его «блатные» песни тоже не приветствуются: «С одесского кичмана бежали два уркана», «Гоп со смыком – это буду я»… Однако, студенты не считаются с запретами и поют эти и другие песни под гитару, в том числе и песни военных лет. В студенческой среде популярен джаз, в частности, музыка из американского фильма «Серенады солнечной долины». В это время программы танцевальной музыки создаются на Всесоюзном радио. Там звучат сочинения Андрея Эшпая, Арно Бабаджаняна, Яна Френкеля, Аркадия Островского, ставших, со временем, маститыми композиторами. В это время в молодёжной среде появляется и начинает набирать популярность рок-н-ролл, и Павел в совершенстве осваивает танцы чарльстон и буги-вуги. И ещё одно занятие увлекает его – это ставший популярным в те годы пинг-понг, названный в СССР настольным теннисом. Первое личное первенство СССР по настольному теннису состоялось в ноябре 1951 года в Вильнюсе. В это же время в Томском политехе была создана секция этого вида спорта, и Павел, когда было время, стал ходить на её занятия.  А ещё в его жизнь вошла фотография, и он страстно увлёкся этим занятием.
     В общежитии Павел  вместе с несколькими друзьями создаёт небольшой любительский музыкальный коллектив. Ребята репетируют в Красном уголке (так тогда называлась общественная комната) и со временем выступают на студенческих вечерах в составе институтской самодеятельности. Очень скоро он становится игроком факультетской сборной по волейболу, и часть его времени снова занимают лыжи, тем более, что в этих краях лыжи не просто популярны, они составляют часть жизни.
    Активного студента заметили, он стал членом факультетского комитета комсомола, отвечавшим за культмассовую работу. Эта общественная должность позже сыграла судьбоносную роль в его жизни, когда во время второго семестра третьего курса группа отправилась на производственную практику. Это давало не только возможность получить практические навыки, но и заработать какие-то деньги, что всегда было кстати. Павла направили в Пермский край, в Гремячинск, ставший городом всего несколько лет назад. Проехать предстояло более двух тысяч километров.   Со своим неразлучным чемоданчиком он отправился в дальний путь из Сибири на Урал. Приехал в Пермь, а оттуда добирался в Гремячинск. Сначала доехал до станции Баская, а потом на попутке до Гремячинска. Приехал засветло, его уже ждали и сразу же определили на квартиру, а  на следующий день молодой специалист приступил к работе на местной шахте.
 

  
    Вообще, заселение этой территории началось во время Великой Отечественной войны, когда Донецкие угольные бассейны оказались в немецкой оккупации. Уральские заводы требовали больше и больше угля, поэтому было принято решение в
максимально короткие сроки освоить Гремячинское месторождение, находившееся в пока ещё дикой тайге.
    В 1942 году добыча угля началась, а вскоре шахтёрские поселения и посёлок Баская объединили в посёлок городского типа Гремячинский. Первыми поселенцами стали недавние заключенные ГУЛАГа и «спецпоселенцы», в основном – немецкие
военнопленные.   Шахты Гремячинска быстро вышли на проектную мощность, и начали не только выполнять, но и перевыполнять план по добыче угля. В условиях военного времени на новом месторождении было построено восемь шахт и крупный шахтёрский поселок. В мае 1949 года Гремячинск был преобразован в город. На шахту № 62- Капитальная, получившую название «Гремячинская» и прибыл молодой специалист Павел Курис. От этой шахты до шахты «Восточная», стоящей особняком, в это время выполнялась проходка штрека, который должен был присоединить шахту «Восточная» к «Гремячинской». Этой работой и должен был заниматься молодой горняк. Конечно, он ещё не знал, что шахта с названием «Восточная» будет не последней в его жизни. Через несколько лет  молодой инженер будет строить шахту с таким названием в своих родных местах.
    Прибывшему выдали спецодежду, в том числе полушубок и валенки – морозы стояли нешуточные. Он быстро втянулся в работу и постепенно стал задумываться о досуге. В посёлке шахты был неплохой клуб, там показывали кино, устраивали по выходным танцы и проводили собрания к знаменательным датам.
      Однажды, с парой молодых шахтёров, снимавших квартиру по соседству, он отправился смотреть кино «Свадьба с приданым». Фильм Павлу понравился, и он стал время от времени захаживать в клуб – один или с новыми друзьями. Однажды кто-то из молодёжи спросил его, не играет ли он на музыкальных инструментах.  Павел слегка замешкался.
   – И да, и нет. То есть играл в разное время понемногу на всём, но ни на чём конкретно.
   – Ну, скорее всего, ты нам подойдёшь.
   – А что надо делать?
   – Да вот хотим мы небольшой номерок приготовить для концерта, но нет струнника. Гитара имеется, а играть на ней некому. Может, попробуешь?
   – А что играть?
   – Хотелось бы что-то популярное. Ну, хотя бы куплеты Курочкина из фильма «Свадьба с приданым» и «На крылечке твоём» – как думаешь, потянем?
   – Надо попробовать.
   – Ну, так что ж мы стоим, пошли, – друзья потащили Павла в репетиционную комнату.
   Они выступили на концерте с большим успехом. Отмечая его с друзьями, Павел, за компанию, впервые закурил. Впрочем, тогда курили многие, и это не считалось чем-то предосудительным: дымили и в жизни, и на киноэкране. Он стал покупать папиросы «Театральные» или «Казбек», ему казалось, что это придаёт солидности.
    Спортивного зала в посёлке шахты не было, и Павел с несколькими друзьями предложили профсоюзному комитету приобрести для шахтёрского клуба шахматы и теннисные столы. Вскоре всё это было сделано и, наряду с игрой в бильярд, популярным в то время, в просторных фойе клуба развернулись теннисные баталии.
    Узнав о том, что в институте Павел отвечает за культмассовый сектор, ему тут же поручили эту работу на шахте. К этому времени ему приглянулась девушка, работавшая секретаршей директора шахты. На танцы она не приходила, в самодеятельности не участвовала и в теннис не играла. Павел никак не мог найти повод, чтобы с ней познакомиться. Помог, как это нередко бывает, случай.
    В честь праздника 8 марта, с подачи комсомольского актива, было решено сделать подарок женщинам: после торжественного собрания показать кино, а билеты распределить заранее. Распространить билеты вызвался культмассовый сектор, то есть Павел Курис.
     Прошло собрание, потом перерыв, а вот, наконец, зрители заняли свои места в зале, погас свет... Елена Вешнякова, секретарь директора шахты, с удивлением смотрела на пустое место рядом с собой. Все другие места в зале были заняты. Наконец, на это место пробрался «культмассовый сектор», в тулупе и в валенках. Она переводила взгляд с этих валенок на свои модные ботики и думала, случайно ли активный комсомолец оказался рядом.
    А он, похоже, вообще не заморачиваясь по поводу своих валенок, спросил её о чём-то по ходу фильма, потом, воодушевившись благожелательным ответом, ещё и ещё. Фильм «Сказание о земле сибирской» станет потом для них особым, но это будет потом. А пока невысокий, коренастый паренёк, говоривший не так, как коренные уральцы, предложил её проводить, и она увидела неравнодушное, даже тревожное ожидание в его глазах. Согласилась.
    Потом он стал заходить за ней, и они вместе шли в кино или на танцы. К весне, когда подошло время ему возвращаться в Томск, стало понятно, что расстаться они не смогут. Он сделал предложение, и молодые люди вместе поехали в её родной посёлок Всеволодо-Вильва.
    Елена рассказывала ему, пока они ехали через Губаху, Кизел и Александровск, о своих родных местах, а он с интересом слушал. История небольшого поселка, затерянного в лесах, действительно была необычной. К ней имели отношение Василий Немирович-Данченко, Борис Пастернак, Антон Чехов, Савва Морозов, Павел Демидов, Борис Збарский, князья Всеволжские – все они бывали в этом уральском посёлке или создавали здесь свои предприятия.
     От станции шли пешком. Вот, наконец, и её дом, одинокая высокая сосна, по которой его можно было узнать издалека, безымянная речушка, текущая прямо через огород. Навстречу вышли родители и две сестры...
    За столом Павел старался держаться по-взрослому уверенно, рассказывая о себе, своих планах, о взглядах на жизнь. Он так увлёкся, что хозяин, наливая ему в алюминиевую кружку самогон, не дождался сигнала «стоп» и налил её почти до края. Гость, ничтоже сумняшеся, выпил содержимое до дна и продолжил беседу, как ни в чём не бывало. Однако  вскоре ему стало не по себе, и он, извинившись, выскочил на улицу. Вернулся бледный и неразговорчивый. Гостя тут же уложили, и он мгновенно заснул.
    – Пить не будет, – уверенно резюмировала Мария Степановна – мать. Отец, подкрутив ус, хотел, было, поддержать её, дескать, я и сам по молодости... Но хозяйка, недовольно махнув рукой, не дала ему договорить.
    На другой день родители невесты благословили молодых, устроили скромное застолье с пельменями, картошкой, запечённой в чугунке, солёными грибами да шанежками. Жених ел мало, и уже не пил ничего, крепче чая. Недолго посидев, Павел с Еленой отправились на станцию. Вскоре после возвращения в Гремячинск пришло ошеломляющее известие: умер Сталин.
    В Гремячинске они расписались в местном ЗАГСе, но продолжали жить на прежних квартирах, хотя каждый вечер и выходные проводили вместе. Павел заканчивал практику, а молодая жена рассчитывалась с работы. Они собирались вместе ехать в Томск.
    Вернувшись в город, Павел, как и тысячи молодых людей по всей стране, опечаленных смертью вождя, написал заявление о приёме в партию. На окраине города молодые сняли просторную квартиру и стали жить вместе. У них часто собирались студенты, иногда приходили подруги с  новой работы Елены, пили чай, обсуждали фильмы. Павел  на заработанные в Гремячинске деньги  купил радиолу «Чайка», и они слушали радио и крутили пластинки.

Страница 1, 2                             Продолжение

                   Страница "Люди Белой Калитвы"         Страница "Творчество"        История образования